Федор Васильевич Викулов по профессии художник и скульптор. Его работы экспонировались на всесоюзных и республиканских выставках, а также и на международных — в Париже, Нью-Йорке, Брюсселе.
Родился Ф. В. Викулов в 1919 году в селе Слободчики Усть-Ишимского района Омской области. Его юность и начало творческой деятельности были неразрывно связаны с древним русским городом Тобольском. Здесь, в знаменитой Тобольской косторезной артели, произошло становление будущего художника и скульптора. Автор автобиографической повести "Шаман из бивня мамонта", опубликованной в журнале "Наш современник" в 1987 году. Здесь приводится первая глава повести - "Наводнение", посвященная детству автора, проведенному в Слободчиках.
Дед Егор
Когда после обильных снегов ударили морозы, начался забой скота. Михаил привез из Кушмы Егора Боброва.
Егор Бобров славился по всему району как великий мастер резать скот. Сколько я помню, он всегда появлялся у нас с первыми морозами, и тогда на скотном дворе рекой лилась кровь.
Все боялись деда Егора — высокого могучего старика с седой бородой лопатой. Боялись не только мы, мальчишки, но даже молодые мужики. Дед Егор терпеть не мог бездельников, зевак. Горе тому, кто зазевается. Дед сразу бросает дело и бежит за нерадивым. И хотя было ему за семьдесят — почти никому не удавалось убежать от деда Егора. Трудно было понять, шутя или всерьез бросался он на жертву. Повалив на снег любого зеваку, он измазывал ему лицо кровью, насыпал в штаны снегу и под общий хохот отправлял домой. И я заметил, что особенно доволен он бывал тогда, когда добивался слез побежденного. Тогда он весело, с солеными шутками принимался за свое дело. А дело свое он делал безупречно. Когда я глядел на него, то представлял себя в какой-то жуткой сказке, где дед Егор был великаном-людоедом, — жестоким, коварным, страшным. Силищей он обладал невероятной. Когда к нему подводили двухгодовалого бычка, дед Егор валил его с ног ударом кулака. Взрослых быков он забивал молотом, ловко перехватывал своим ножищем глотку животного, а потом, выпустив кровь, сдирал шкуру и делал остальное дело, восхищая окружающих мастерством. Егора Боброва не любил, уж не знаю за что, может быть, за его ужасное ремесло. А деда злило, что он никак не мог меня поймать.
И все же он подкараулил меня, когда я нес из погреба миску с солеными огурцами. Я никак не думал, что буду схвачен даже тогда, когда занят делом, поэтому спокойно шел - мимо группы мужиков, среди которых были и отец мой, и Егор Бобров. Вдруг глянув на меня лукаво, дед Егор схватил меня, и я вместе с огурцами полетел в сугроб. Не успел встать, а дед уже прижимает меня коленкой и старательно насыпает мне в штаны снегу. Никакие мои брыкания не помогли. Только окончательно разозлившись и угодив валенком в лицо деда Егору, я освободился и под хохот мужиков, придерживая штаны, убежал домой.
Забравшись на печку, я разделся и стал обдумывать, как бы отомстить коварному, старику.
Вскоре кухня наполнилась мужиками. Все раздевались, умывались и садились за стол.
Появился и дед Егор.
— Вот, Владимировна, возьми-ка огурчики. Это сынок твой растерял их во дворе, — сказал дед Егор и вручил матери миску с остатком огурцов.
Неторопливо раздевшись, он долго мылся, фыркая и сморкаясь. Потом степенно помолился и сел к столу.
— А где герой-то наш? Поди, отморозил задницу-то? — заговорил Бобров, и все засмеялись.
Я не вытерпел. Соскочил на пол, неожиданно для себя самого прыгнул, на колени деду Егору и, обеими руками уцепившись за его пышную бороду, стал остервенело трясти голову старика. Выходка моя была столь стремительной, что дед Егор не успел ничего сообразить и не оказывал никакого сопротивления. Опомнились все тогда, когда я столь же неожиданно и стремительно забрался на печку. Раздался дружный хохот.
Я выглянул из-за занавески и увидел, как мой недруг, растерянно моргая глазами, расправляет бороду узловатыми пальцами.
— Вот, ешьте корень, какой он! Всю бороду выдрал! Ну, попадись мне еще раз! Каков! А? — ворчал Бобров, видимо, даже и не обидевшись на мою выходку.
— Ладно, Егор Иваныч, бери скорее, выпьем! — обратился к нему отец.
Дед, ни с кем не чокнувшись, опрокинул водку в широкую пасть и, тряхнув лохматой головой, стал закусывать, не ожидая, когда чокнутся и выпьют другие.
Много раз после этого случая дед Егор пытался подружиться со мной. Но я убегал от него, не принимая даже его подарков — надутых и засушенных бычьих пузырей с громыхавшим в них горохом.
